Связь музыки с другими видами искусства Печать
14.12.2011 11:12

«С завистью писатель думает о живописце, чей язык – краски – понятен всем, или о музыканте, который пользуется звуками, тоже говорящими на всех человеческих языках…» Г. Гессе

Роль в жизни общества классической музыки трудно переоценить. Великий немецкий писатель Герман Гессе (1877-1962) писал: «Мы считаем классическую музыку экстрактом и воплощением нашей культуры, потому что она – самый ясный, самый характерный, самый выразительный ее жест. В этой музыке мы владеем наследием античности и христианства, духом веселого и храброго благочестия, непревзойденной рыцарской нравственностью».

Развитие всех видов искусства определяется единым общественно-историческим процессом, однако именно этот самый процесс и обуславливает различные судьбы искусств в те или иные периоды. В Древнем мире, в Античности и в Средние века музыка была частью обряда, культовой мистерии, театрального представления или карнавала. В те времена она, практически, не воспринималась без участия зрительных впечатлений, так как, в отличие от литературы, скульптуры, архитектуры, живописи, еще не была самостоятельным искусством. В Европе до конца XVI века она в большинстве случаев была подчинена процессу богослужения. Отделение музыки от других видов искусства началось в эпоху Возрождения, что связано с рождением оперы и возникновением самостоятельных инструментальных форм. В этом смысле даже сочинения величайшего представителя возвышенно-отрешенного стиля Дж. Палестрины (1514-1594) прочно связаны с мировоззрением католицизма. И хотя живопись того времени тоже развивалась в рамках католицизма, она могла через библейские сюжеты выражать новое гуманистическое содержание. Музыка же приобрела подобную возможность только в конце XVII века (И. Бах, Ф. Гендель) и только в протестантских странах.

Музыка и архитектура

В 1829 году И. Гете (1749–1832) в беседе с И. Эккерманом назвал архитектуру «застывшей музыкой». В этом смысле показательна цитата из его Фауста: «Звучит триглиф, звучат колонны, свод, и дивный храм как будто весь поет».

Между тем, известный философ XIX века А. Шопенгауэр (1788–1860) из-за этого изречения высмеял Гете. В своей работе «Мир как воля и представление» он писал: «Чувство простой аналогии привело к этой наглой шутке, которую часто повторяли в последние тридцать лет… распространяется она лишь на внешнюю форму и никоим образом на внутреннюю сущность того и другого искусства, ибо по существу они отстоят друг от друга, как небо от земли». Однако хорошо известны и сторонники Гете в его оценке архитектуры, среди которых В. Одоевский, называвший музыку искусством «бестелесных линий», и К. Сен-Санс, писавший: «Музыка – архитектура звуков; это пластическое искусство, которое формует вместо глины вибрации воздуха».

В наше время принято относиться к музыке, как к искусству диалектическому, сочетающему в себе исключительную эмоциональность с предельной структурированностью. Возможно, именно поэтому те произведения музыкального искусства, в основе которых лежит точный расчет, считаются наиболее близкими архитектуре. В первую очередь это относится к сочинениям авторов, творивших по законам строгой полифонии (XV-XVI в), и также к произведениям И. Баха (1685-1750), которые, как правило, связывают с барочной архитектурой. Такого же типа сравнения относят и к опусам современных композиторов, созданным в технике додекафонии. Пристрастие композиторов к этой умозрительной, математически выверенной системе музыкального языка зачастую связывают с влиянием на них конструктивизма, начавшего в архитектуре свое триумфальное шествие в первое десятилетие XX века.

Между тем все попытки перейти в этом вопросе от метафор к их реализации имеют сугубо экспериментальный характер. В этом плане известны опыты композитора и архитектора Яниса Ксенакиса (1922). Ученик О. Мессиана и Ле Корбюзье, он создал оригинальные сооружения на базе тех же алгоритмов, что и собственную музыку. «Метастазис» – одно из наиболее известных произведений этого мастера. Существует рисунок автора, изображающий, как движутся в этой пьесе линии отдельных инструментов. Изучая его, многие склоняются к тому, что партитура «Метастазиса» напоминает схему металлического каркаса одного из зданий, которые проектировал Ксенакис. Однако язвительный И. Стравинский не преминул дать его детищам следующую оценку: «Я с надеждой смотрю в будущее и вижу, как последователи Ксенакиса пишут музыку, которая одновременно подсчитывает сумму налогов и указывает, где надо вести новое городское строительство. Пока же, признаюсь, я бы не решился войти в дом, сделанный по тем же чертежам, что и музыка, которую в последнее время мне довелось слышать».

Параллельно с этим хотелось бы напомнить о произведениях великих композиторов, навеянных образами архитектурных сооружений. Среди них: пьеса К. Дебюсси «Затонувший собор», опера Б. Бартока «Замок Синей бороды», кантата Д. Мийо «Огненный замок», симфония Ж. Бизе «Рим», сюита О. Респиги «Фонтаны Рима», пьесы М. Мусоргского «Старый замок», «Богатырские ворота»…

Музыка и литература

Первоначально игра на музыкальных инструментах сводилась главным образом к аккомпанементу – служила опорой для певца. Вынужденная приспособляться к приемам декламационного пения, музыка в тот период достигла высокого ритмического разнообразия. Важно осознавать: то, что нам известно как «мифы и легенды Древней Греции» или как «героический эпос», когда-то было проинтонировано рапсодами (исполнителями древнегреческих песен и поэм). При желании этот процесс можно проследить в истории развития искусства и других народов. Отсюда вывод – в своем первоначальном виде музыка и поэзия существовали как единое целое. Между тем в первую очередь самостоятельным видом искусства стало слово, именно поэтому стихи и проза уже в древности достигли непревзойденных художественных высот. Так, до сего времени не утратили величия трагедии Эсхила (525– 427 гг. до н.э.) и не потеряли обаяния поэмы Сафо (630 – 572 гг. до н. э.), тогда как о музыке того времени мы можем судить лишь по уцелевшим литературным источникам.

Собственно о влиянии литературы на музыку можно говорить только после того, как последняя стала в полной мере самостоятельным видом творчества, т. е. с XVII века. В этот период наиболее распространенные литературные формы представляли собой череду эпизодов, скрепленных одним и тем же действующим лицом. Они имели аналогию и в современной им музыке. Это – всевозможные разновидности сюитных и вариационных форм. Те также состоят из цепи эпизодов, к примеру, танцев, перемежаемых и скрепляемых систематическим возвращением одного и того же музыкального материала.

Новый роман, откристаллизовавшийся в литературе в следующем веке, обладает более сложной и цельной композицией. В музыке это совпадает с возникновением сонатной формы. Интересно, что многие исследователи связывают эти явления, подмечая их единую суть – внутри одного произведения представлены противоречивые образы, которые вступают друг с другом в противоборство или конфликт. Аналогия состоит и в том, что сонатная форма, так же как и новый роман, отличается крупными контурами непрерывного и цельного развития. По мнению выдающегося советского музыковеда Л. Мазеля, «тональный план в сонатной форме сравним по значению в классическом романе, как, впрочем, и в драме, с любовно-лирической сюжетной линией…. Любовная линия выступает в классическом романе как надежная пружина развития действия. А благодаря общезначимому характеру любовной эмоции, лирическую линию … всегда можно вывести изнутри».

Рассматривая развитие литературы и музыки как взаимозависимый процесс, хочется отметить и тот факт, что значительное место в музыке принадлежит таким известным литературным персонажам, как Орфей, Прометей, Фауст, Дон-Жуан, Саломея и пр. На протяжении нескольких веков их приключения волновали воображение музыкантов, принадлежащих к различным композиторским школам. И как результат – европейская музыка обогатилась стилистически разнообразными операми, кантатами, ораториями, балетами и программными симфоническими полотнами, сюжетной канвой которых являются перипетии этих героев. (Об их «музыкальной жизни» рассказывается на страницах газеты «Встреча» в разделе «Музыкальная история».)

Музыка и живопись

Примеры взаимосвязи звука и цвета многочисленны как в музыке, так и в живописи. Так, В. Кандинский (1866–1944) соотносил с определенным цветом тот или иной музыкальный тембр, а известный живописец М. Сарьян (1880–1972) писал: «Если ты проводишь черту, то она должна звучать, как струна скрипки: или печально, или радостно. А если она не звучит – это мертвая линия. И цвет то же самое, и все в искусстве так».

Выдающиеся русские композиторы Н. Римский-Корсаков и А. Скрябин также обладали так называемым «цветным слухом». Каждая тональность представлялась им окрашенной в определенный цвет и в связи с этим имела тот или иной эмоциональный колорит. «Цветной слух» присущ и творческим индивидуальностям многих современных композиторов. К примеру, Э. Денисову (1929–1996) – некоторые его сочинения вдохновлены переливами цвета, игрой света в воздухе и на воде.

Особенно ясно параллели между музыкальными опусами и живописными работами просматриваются во французском и русском искусствах. Искусствоведы пристально изучают взаимосвязь между живописью рококо и творчеством клависинистов XVIII века, между революционным искусством художника Ж. Давида, музыкой Ф. Госсека и раннего Л. Бетховена, между романтическими образами Э. Делакруа и Г. Берлиоза, между полотнами импрессионистов и сочинениями К. Дебюсси. На русской почве они регулярно подчеркивают параллели между полотнами В. Сурикова и народными драмами М. Мусоргского, находят аналогию в изображении природы у П. Чайковского и И. Левитана, сказочных персонажей у Н. Римского-Корсакова и В. Васнецова, символических образов у А. Скрябина и М. Врубеля.

Между тем о подлинном сплаве художественного и музыкального видения мира можно говорить, только познакомившись с творчеством М. Чюрлениса (1875-1911) – выдающегося литовского художника и композитора. Наиболее известные его картины «Сонаты» (состоящие из полотен Allegro, Andante, Scherzo, Finale) и «Прелюдии и фуги» несут на себе отпечаток музыкального восприятия автором окружающей действительности. Из музыкального наследия М. Чюрлениса, в котором живописное начало проявляется наиболее оригинально, выделяются его симфонические поэмы («В лесу», «Море») и фортепианные пьесы.

Среди музыкальных произведений, рожденных под впечатлением от всевозможных картин и скульптур, особый интерес у исполнителей вызывают: «Обручение» по картине Рафаэля и «Мыслитель» по скульптуре Микеланджело Ф. Листа, а также «Картинки с выставки», созданные М. Мусоргским под впечатлением рисунков В. Гартмана.

Киномузыка

Пристального внимания заслуживает взаимоотношение музыки и кино. С киномузыкой связаны имена выдающихся композиторов прошлого века С.Прокофьева и Д. Шостаковича, Ч. Чаплина и Э. Морриконе, И. Дунаевского и М. Таривердиева, А. Петрова и В. Свиридова. Материал, отражающий некоторые аспекты роли музыки в киноискусстве, представлен на страницах газеты «Встреча»: «Опера в кино», «Музыка игрового кино», «Киномузыка» и «Великий немой» и др.

Материалы подготовила Наталия Белага

Читайте ещё:

Образ зимы в инструментальной музыке

Балет или цирк? А может, их симбиоз?

Саламандра

Комическое в киномузыке

Король инструментов

Музыка игрового кино

Опера в кино

Киномузыка и «Великий немой»

Что вы знаете о докторе Фаусте?

Орфей

Нет повести печальнее на свете…

Прометей

Дон-Жуан – имя нарицательное

Поцелуй Саломеи

Пейзаж в инструментальной музыке

Непреклонная дама непреклонного возраста