Синие деревянные кони Печать
23.01.2014 07:20

– Скоро у мамы юбилей. 80 – нешуточная дата. Новогодние встречи придется отменить, необходимо поехать и поздравить, – решила Елена Федоровна Гречевская и принялась собираться. – Возможно, по такому поводу в Немчиновку приедет и сын. Ему уже тридцать пять, а до сих пор ведет себя как мартовский котяра. Сбежал к отцу в Одессу и там шалопайничает. Понятно, темпераментом пошел в папочку. Приятно одно – его отец, посредственный литератор, с которым я сто лет как разъехалась, с годами превратился в отличного бизнесмена. Сейчас руководит филиалом приличного издательства, где работает наш отпрыск.

 

 

Но в отличие от супруга наш Максик форменный балбес! Переводит импортную дамскую пошлятину, немного перелицовывает, а после под женским псевдонимом издает! И это при том, что там, как правило, обыгрывается лишь один сюжет: цепкая малообразованная барышня садится на шею «богатенькому Буратино», а потом с помощью его денег становится законодательницей стиля…

К сожалению, теперь это не миф! Лично я с подобным сталкиваюсь ежедневно. Живу в Питере, занимаюсь дизайном жилья, который мне заказывают именно такие особы. Вкус у них ниже плинтуса, зато денег – вагон. Они платят, ну а я просто из принципа пытаюсь находить компромисс между их вульгарными «заявочками» и чем­то достойным. Посему и не раскручена – денег в обрез, живу в малогабаритной двушке на окраине Северной Пальмиры. Все доходы уходят на одежду: приходится прилично экипироваться, а то эти недоучки к себе в апартаменты не пустят.  Из­за этой ситуации сынок надо мной потешается... Хотя, кто бы смеялся? Сам три года путается с какой­то сивой стриптизершей, все не может решить: то ли жениться, потому что любит, то ли бросить из­за того, что шлюха! И в кого это мы с Максом такие заурядные?

В отличие от нас моя матушка Олимпиада Тихоновна дама примечательная. Вот­вот разменяет девятый десяток, а до сих пор статная, элегантная и значительная. Похожа на легендарных советских драматических актрис в возрасте. Отец же вообще был личностью неординарной! Скульптор. Звали его Федор Хармид.  Поговаривали, будто в молодости попал в сталинские лагеря. Ему было уже под сорок, когда он объявился у нас в городке – скорее всего, освободился по амнистии. Едва приехал, как тут же женился на моей матери и взял ее фамилию – Гречевская: Липочке тогда было 16, и она только­только потеряла родителей. Для ее тетки с дочерьми этот брак был подлинной удачей – они избавились от необходимости опекать сироту. Бросить девушку на произвол судьбы их семья не смела – дядя занимал в Немчиновке высокую партийную должность, а посему они просто обязаны были демонстрировать гуманизм.

На счастье Гречевских Федор оказался гениальным резчиком по дереву. Через полгода партийный родственничек мамы показал его работы столичным функционерам, и те вцепились в них мертвой хваткой. Покупали все без разбора, платили щедро, благо не из собственного кармана. Вскоре отец стал обеспеченным, снес хибару Олимпиады  и на ее месте выстроил двухъярусный коттедж: внизу жилые комнаты, а в мансарде, куда никому,  кроме мамы и меня,  доступа не было, мастерская.

К слову, мои предки вообще посторонних не жаловали. Терпели только моих двоюродных сестриц. Это пригодилось после того как я, окончив школу, уехала учиться в художку, а отец пропал. Вот тогда они и стали главными помощницами матери...

Удивительно одно: мама никогда не работала, но всегда была при деньгах. При этом, как женщина умная, организовала жизнь так, что никогда не числилась в тунеядках: отвела себе на первом этаже пару комнат, а остальные оформила  как музей Гречевского. Там и хозяйничала. Как ни странно, но в музей до сих пор не только частенько приезжают школьники с экскурсиями, но и наведываются поклонники отцовского творчества.

Поражает и то, что в мамин дом несколько раз врывались грабители, но безуспешно: едва незваные гости оказывались в мансарде, как там случалось нечто такое, после чего их приходилось госпитализировать с приступом острой шизофрении. Налетчики твердили, будто побывали в аду. Мне же это казалось бредом, ведь именно там я пыталась постичь секреты отцовского мастерства, включая рисунок…

Приехала я в Немчиновку накануне старого Рождества, поздравила маму, привезла в подарок портрет отца, написанный по одной из сохранившихся фотографий. Пока за столом сидели родственники, она только улыбалась да благодарила за внимание. Когда же мы остались наедине, стала серьезной, повела меня в мансарду, показала две деревянные отцовские скульптуры и предложила выбрать. Сказала, от этого зависит будущее нашего рода.

Я долго всматривалась в его поделки: одна была сделана в виде детской лошадки­качалки. Непонятного цвета,  она, скорее всего, когда­то была покрыта ультрамарином. Вторая – грубо сколоченная синюшная лошадь – напоминала сундучок с секретом. Мне приглянулась именно эта, и я сказала, что она гораздо оригинальнее. Мама прослезилась и приказала перенести ее в отведенную мне комнату.

Увидев расстроенное лицо матери, я тут же предложила отреставрировать оставшийся у нее отцовский раритет так, чтобы тот ее радовал. Мама только удивленно взглянула на меня и удалилась. Каково же было ее потрясение, когда наутро вместо облезлой качалки она обнаружила небесно­голубую лошадку с позолоченными гривой, хвостом и копытцами. А в придачу с умопомрачительными глазками, которые глядели на мир моими золотыми пусетами с бирюзой!

Мама долго молчала, а потом разоткровенничалась.

– О твоем отце здесь никому ничего не известно. Я тоже все узнала только после твоего рождения… Да, запомни, эти кони заговоренные, а синюшная лошадь – уменьшенная копия знаменитого Троянского коня. Того, что придумал этот проходимец  Одиссей! Это – портал в другой мир, откуда и прибыл твой папа. Появлялся он на земле дважды. Первый раз в пятом веке до нашей эры в Древней Греции. Творил под именем Фидия, сына Хармида. Создал храмы, которые до сих пор считаются самыми значительными в истории человечества. Там по окончании строительства его обвинили в махинациях с золотом. Воровство не доказали, зато обнаружили святотатство – на щите богини он изобразил свой профиль. За это и посадили... В те времена он не отличался женолюбием, оттого и не заимел детей.

Однако Высшие силы, глядя на совершенные изображения Зевса и Афины, сделанные им из слоновой кости и золота, разрешили ему появиться на земле еще раз. Когда обнаружит девушку, достойную его внимания. Для продолжения рода… Мне повезло, я его вдохновила, и он оказался в Немчиновке. Что было потом – тебе известно...

Естественно, после твоего отъезда он удалился к себе. Теперь через портал, что в этом коне, присылает мне свои работы. Знатоки до сих пор за них щедро платят. Поначалу рассчитывались наличными, потом открыли счет в одном из банков Европы. Счет оформлен на твое имя. Мне с него достаются проценты…  Кстати, именно из этого Троянского коня и вылезает нечисть, когда здесь появляются воры… Со вторым коньком все сложнее. Он запрограммирован на наше потомство, так что твое художество непременно скажется на нашей судьбе!

Это предсказание не заставило себя ждать. Не прошло и двух дней, как из Одессы позвонил Максим, рассказал, что его подруга­стриптизерша три месяца назад разродилась двойней, а вчера утром подкинула мальчиков ему, прикрепив к их памперсам отказ от детей и справку о его отцовстве.  От наглости этой кукушки­потаскушки его предок слег, а потому Макс надеется, что бабушка, которую в семье почитают за мудрость, что­нибудь да посоветует.

Что оставалось Олимпиаде Тихоновне? Естественно, она тут же предложила внуку привезти грудничков в Немчиновку, благо средства на их воспитание у нее имеются. Елена же, вмиг превратившись из бедного свободного художника без определенного возраста в солидную состоятельную даму при внуках, тоже расхворалась. На нервной почве. Ну а потом с ней приключилось и вовсе несусветное.

В ночь на старый Новый год в ее комнате раздалось громоподобное ржание, у синюшного Троянского коня отскочила попона и из­под нее вылетела грамота, испещренная закорючками. Едва перепуганная Лена дотронулась до послания, как значки превратились в русские буквы. Подчерк был отцовский.

«Все мои поделки имеют мистическую природу, – писал он. – Их нельзя видоизменять. Ты же, Лена, нарушила это правило, и потому оказалась в водовороте перемен. Дело в том, что как только наступит Год лошади, все европейские конные памятники оживут. В течение 12 месяцев под прикрытием синего ночного тумана скакуны из камня, дерева и металла примутся регулярно сбегать со своих пьедесталов, чтобы навести на земле порядок, наказав наиболее рьяных мерзавцев! В результате прозреют и приличные люди. Однако им тоже придется несладко: увидеть облик Истины – не для слабонервных!  Тебя же прошу об одном, в ближайшее время пригласи в мой дом супруга и сына с малышами. Вам пора пообщаться! И главное, не тащи детишек в Северную Пальмиру. Пусть пока их опекает Олимпиада. Ты  подключишься, когда настанет время дать им образование. Я же тебе через Троянского коня буду посылать свои поделки, так что вы никогда не впадете в нищету!»

Схватив весточку от отца, Елена ринулась в комнату матери. Произошедшее настолько выбило ее из колеи, что она тряслась в ожидании самого худшего. Однако ошиблась: изысканно одетая Олимпиада Тихоновна сидела за празднично накрытым столом, рядом расположился ее старинный приятель, много лет следивший за сохранностью коттеджа Гречевских. Они мирно беседовали и из расписного пузатого чайника пили чай с не известно откуда взявшимися баранками. Эта картина была настолько в духе старого, допотопного водевиля, что от растерянности Лена зашлась в надсадном кашле.

«Успокойся, милая! Мой друг завтра же доставит сюда все, что нужно твоим внукам. Кстати, только что говорила с Максом. Через пару дней он привезет сюда мальчиков, а вскоре к нам подъедет и твой благоверный. Его выписывают из больницы!»

Кожей ощущая, что в дверь ее дома уже стучит копытом Год деревянной лошади, Елена Федоровна расплакалась – ее просто скрутил мистический ужас перед неизбежным.

– Сегодня праздник, Леночка! К тому же  скоро здесь будут наши дети. Тебе бы радоваться, а ты ревешь! Если такая трусиха, выбрала бы себе детскую качалку, и все бы осталось по­прежнему. А то ведь понравился Троянский конь! Выходит, освободилась от юношеской поэтической блажи. Так что бери себя в руки и добро пожаловать во взрослые игры, где нужны изворотливость, воля  и мужество! – улыбнулась Олимпиада Тихоновна. Потом, пробежав глазами послание мужа, тихо вздохнула: «Неисправимый фантазер!», и пригласила дочь к новогоднему столу.

Наталия  Белага