(Воспоминания дубненских ветеранов)
Тихомирова Татьяна Александровна (1941 г.р.)
Наша семья – мама, мама и я жили в Ленинграде. Когда началась война, отец ушёл на фронт. Был дважды ранен. Один раз легко, в ногу. Второе ранение оказалось тяжелым: во время атаки пуля попала в грудь и прошла навылет, задев лёгкие. Долго лечился в госпиталях, но остался жив. Позднее отец рассказывал, что лежал в палате смертников врачи не надеялись на выздоровление. Только медсестра за ним ухаживала. Ко Дню Советской армии (23 февраля) в госпиталь пришли какието люди и принесли подарки, среди них коньяк. Отец выпил немного и уснул, утром ещё принял и пошёл на поправку.
Мама, а ей было 23 года, вместе со мной успела эвакуироваться на поезде. Спустя немного времени кольцо блокады захлопнулось. Мы были эвакуированы в Кировскую область. Люди там были хорошие, помогали кто чем мог: кто яйцо даст, кто морковку.
Позднее мама решила переехать в Казахстан к сестре. Ехали очень долго. В дороге я заболела: ктото дал мне солёный огурец, после чего у меня началась диарея. Я таяла на глазах. Мама уже приготовилась к наихудшему исходу. И когда я стала умирать, крик мамы вернул меня к жизни.
В Казахстане мы поселились у моей тёти в ауле, расположенном в Акмолинской области. Мама работала на молокозаводе. Также она обменивала вещи на продукты. Жили в мазанке, спали на полу.
Через полевую почту мы разыскали отца, списались с ним. В 1945 году он приехал за нами. В Ленинград мы вернулись, когда мне было пять лет. Помню, Исаакиевский собор, Петропавловская крепость и Казанский собор были укрыты чёрными чехлами. Я наблюдала, как их потом снимали.
Жили мы на Кировском. Помню, както шли по улице вместе с мамой и увидели машину, крытую брезентом. Ветром отбросило его край, и стало понятно, что внутри полный кузов человеческих трупов.
Из рассказов соседейблокадников мне запомнились две истории. Вот одна из них. В одной квартире жили евреи. У них была домработница. Хозяева эвакуировались, а её оставили присматривать за квартирой. Домработница умирала от голода и кричала, чтобы помогли, дали хоть корочку хлеба. А рядом в квартире жили «торгаши». Чтобы не слушать крики бедной женщины, они включали патефон. А жили они в достатке, но помощь так и не оказали.
И еще одна жуткая история. Бабушка, оставшаяся во время блокады в Ленинграде, слышала, как во время бомбёжек этажом выше всегда чтото рубили топором. Она сообщила об этом в милицию. Милиционеры отреагировали, пришли и обнаружили, что мужчина рубил тела людей, висевшие в шифоньере. Оказалось, он заманивал женщин пополнее к себе домой под предлогом продажи туфель. Мясо убитых женщин этот изверг перерабатывал, делал котлеты и пельмени, а после продавал.
Примечательно то, как мы получили квартиру в Ленинграде. У моей бабушки по отцовской линии в Сольвычегодске Архангельской области до революции был дом. В этом же городе отбывал ссылку И. В. Сталин. Он снимал у бабушки квартиру. Платил хорошие деньги. Этого хватало на содержание семьи. У бабушки остались добрые воспоминания о Сталине. Перед Великой Отечественной войной в этом доме было решено устроить музей Сталина, а в качестве компенсации нам была выделена хорошая квартира в Ленинграде.
Позже я закончила 10 классов, радиотехнический институт, работала на военном радиозаводе. Потом вышла замуж за военнослужащего. Его переводили с места на место, и мы колесили по всей России. Помню, когда жили в Ставрополе, я работала в администрации Горбачёва. В Дубну переехали в 1992 году. Муж ещё 10 лет работал в мэрии.
Никифорова Лариса Александровна (1937 г.р.)
До войны я жила с родителями и младшим братом в Ленинграде. Отчетливо помню солнечный день в начале июля 1941 года (мне было три с половиной года): мама с папой сидят на бугорке, а я играю на травке. Спустя немного времени папа ушел на фронт. Первую голодную зиму военного времени нам немного помог пережить сосед: то сухарь маме сунет, то горсточку муки. Он говорил маме: «Если ты не выживешь, то погибнут и дети». Помню, как мы с братом прятались под стол, когда был обстрел.
Весной 1942 года младшая сестра моей мамы приносила нам свежую траву с окраины города, где находился завод, на котором она работала. До сих пор помню, какие вкусные котлеты жарили из этой травы на печкебуржуйке.
В июне мама, брат и я уехали в эвакуацию. Мне было четыре с половиной года. Хорошо помню, как на Ладоге над нами низко летал серый самолет, стреляя по беженцам. Добрались до берега, потом до замаскированного поезда, который ждал людей. Потом машинист говорил: «Повезло, проскочили опасный участок железной дороги».
Долго ехали в теплушке, нас кормили. Когда приехали в Омск, поселились у родственников, жили с ними в коммунальной квартире. Первое время, встречая нас, местные жители говорили: «Приехали три скелета». Постепенно жизнь наладилась. Нас с братом определили в детский сад на круглосуточное проживание. Мама подлечилась и устроилась на работу.
Хорошо помню День Победы. В детском саду дети проснулись раньше обычного, музыкальный работник играла на пианино, а ребятишки плясали. Летом 1945 года мы вернулись в Ленинград в свою комнату, где всю войну жила мамина младшая сестра. Первого сентября я пошла учиться в первый класс. После окончания семилетки поступила в авиационный приборостроительный техникум. Учиться было легко, интересно. Вместе со мной учился мой будущий муж. Техникум окончила с отличием, некоторое время работала в Ленинграде, а после свадьбы приехала в Дубну, где уже работал после окончания техникума мой муж.
Война оставила кровавый след в нашей семье. От голода в городе Павловске под Ленинградом погибли мать моего отца Елизавета Андреевна и ее младшая дочь, совсем юная девушка, которой в 1941 году исполнилось 16 лет. Отец считается пропавшим без вести.
По маминой родине тоже прокатилась война. 18 февраля 1943 года вблизи железной дороги «Старая Русса Дно» немцы сожгли деревню Веретье и 39 жителей, в том числе женщин и маленьких детей. Среди погибших была моя бабушка Александра Егоровна. Те, кто ушел в лес, зная о приближении карателей, остались живы. Среди них и мамины младшие сестры. Это случилось на границе Новгородской и Псковской областей. А через месяц была Хатынь. Заново отстроились только девять неполных семей. Организовалась бригада из молодых девчат, вошли в состав колхоза.
Мы с братом ездили туда на каникулы. Места там очень красивые – поле ржи с васильками, цветущий лен, а в лесу голубика… Зимой необыкновенно белое покрывало снега, после баньки почерному здорово выбежать на сверкающий снег. Но колхозникам приходилось много работать.
В 1956 году последним жителям помогли переселиться. Деревни не стало. Лет 15 тому назад мы с сыном съездили туда на машине. Все заросло травой, но сын случайно нашел большой камень с надписью о трагедии, случившейся в этих местах. Этот памятный знак соорудили ранее школьники со станции «Волот» Новгородской области вместе со своей учительницей истории, за 11 км от деревни. Поезд там никогда не останавливался.
Ни в городе, ни в деревне люди никогда не говорили о войне, им было больно вспоминать об этом страшном времени, да и детей оберегали.
Сейчас мы с мужем пенсионеры, не работаем. Муж окончил МИРЭА, долго работал в МКБ «Радуга», еще в советское время получил награду за хорошую работу. Выросли дети, растут внуки. В общем, живем, как многие наши ровесники. Были и трудности, и неприятности, но были и радости, и подарки судьбы.
Я долго была членом Совета ветеранов левобережья, общалась с замечательными людьми. Иногда нас приглашали в школы рассказать ребятам о войне. Дети у нас растут замечательные и учителя их учат очень хорошие. Только одного желаю – чтобы все дети росли в мире и никогда ничего не боялись.
Муж прошлой осенью получил травму ноги, хирурги свою работу сделали хорошо, домой приходили медсестры, делали процедуры. Огромное спасибо всем работникам социальной службы. |